Читая стихи Булата Окуджавы
Бывает так: живет на земле человек, далекий от мистики. В суете повседневных дел не задумывается он о таких вещах, как путешествие во времени, не мечтает изобрести для этого машину или, на худой конец, двигатель. И вдруг, в несколько секунд, слова простой песенки уносят его в светлое ребячье прошлое…
Тем, кому посчастливилось, как и мне, застать пионерское детство, «Веселый барабанщик» хорошо знаком. Его постоянно крутили по радио. «Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше…» – напевала нам с братом по утрам мама. Мы и не задумывались о том, кому принадлежат строки. Песня просто существовала, как данность, помогала проснуться, настраивала на активную работу. В ее веселости не возникало сомнений.
Промчались годы и волею судеб моя профессиональная деятельность связана с исследованием жизни и творчества Булата Шалвовича Окуджавы. В одном из поэтических сборников наткнулась на знакомые строчки, в голове зазвучал мамин голос, вспомнились ранние подъемы в школу, красный галстук, одноклассники, картины школьной жизни. Счастливая безоблачная пора!
В романе «Упраздненный театр» Булат Окуджава вспоминает, как непреодолимо ему хотелось стать пионером, каким восторгом это «звание» наполняло мальчишеское сердце: «Первые дни он относился к своему пионерству крайне возвышенно и торжественно, потом это как-то прошло, утихло. Но первые дни он ходил по школе и даже по домашнему коридору горделивой походкой посвященного в великую тайну. Он просил бабусю каждый день гладить ему красный галстук. Он каждый день тщательно изучал металлический зажим для галстука, на котором алели красные языки пионерского костра, изучал с волнением, потому что по школе ползли зловещие слухи, что тайные вредители умудрились выпустить некоторые зажимы, где, если всмотреться, проступает профиль Троцкого или фашистская свастика. Убедившись, что это его не коснулось, он облегченно вздыхал, но каждый день просматривал зажим снова» (Окуджава Б. «Упраздненный театр: роман / Б.Ш. Окуджава. – М.: Время, 2018. – с.)
Рожденные в советскую эпоху безоговорочно верили в светлое будущее и готовы были все силы отдать на его строительство. Каждый мечтал внести свою лепту в общее дело. «Веселый барабанщик» стал своеобразным символом советской эпохи. Бодрую мелодию барабанных палочек тогда, кажется, без труда слышал каждый. Слышал ее и маленький тагильчанин по имени Булат, шагающий ранним утром в новенькую, только что выстроенную школу под номером 32. Но однажды она встретит его тягостным молчанием, как сына врага народа…
Вчитываюсь внимательнее в текст:
Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше,
Когда дворники маячат у ворот.
Ты увидишь, ты увидишь, как весёлый барабанщик
В руки палочки кленовые берёт.
Будет полдень, суматохою пропахший,
Звон трамваев и людской водоворот,
Но прислушайся – услышишь, как весёлый барабанщик
С барабаном вдоль по улице идёт.
Будет вечер – заговорщик и обманщик,
Темнота на мостовые упадет,
Но вглядись – и ты увидишь, как весёлый барабанщик
С барабаном вдоль по улице идёт.
Грохот палочек… то ближе он, то дальше,
Сквозь сумятицу, и полночь, и туман…
Неужели ты не слышишь, как весёлый барабанщик
вдоль по улице проносит барабан?!
(Окуджава Б.Ш. Стихотворения / Булат Окуджава. – Москва: Издательство «Э», 2017. – с. 17)
Включаю песню в исполнении автора. Никаких сомнений – она пронизана насквозь узнаваемой окуджавской грустью. Стихотворение датировано 1957 годом. Календарь уже давно начал отсчет следующего века и тысячелетия. Современные дети имеют смутные представления о таком пережитке прошлого как пионерия. Барабаны из обязательного атрибута школьной жизни превратились сначала в ненужный хлам, а затем, сохранившиеся в чердачной пыли, – в музейные экспонаты. Почему же бережно хранимые памятью строчки не теряют своей актуальности? Всегда удивляет, как тонко Булат Шалвович умеет выразить в простых обыденных словах философию жизни, скрыть невидимое для всех и открыться только своему читателю. Его стихи, какие бы образы он ни использовал, в какие краски ни окунал бы кисти, – всегда о жизни, о ее сложной простоте, предначертанности и возможности выбора, красоте и чуть-чуть наоборот. О том, что каждому из нас важно не суетиться, выйти из темноты, жить осознанно, без тумана и обмана. А кто еще не слышит – «грохот палочек» обязательно должен пробудить.
При чем же здесь пионеры? – спросите вы. В 1961 году советский композитор Лев Александрович Шварц, автор инструментальных и вокальных произведений, детских песен, написал музыку на стихи Булата Окуджавы «Веселый барабанщик» и «Над морем и над сушей», которые прозвучали в художественном фильме «Друг мой, Колька!». Это советская кинодрама о школе, экранизация одноименной пьесы Александра Хмелика.
Картина оказалась успешной. Ее посмотрели 23,8 миллионов зрителей только за первый год демонстрации. Режиссеры Александр Митта и Алексей Салтыков смогли показать главного героя, пионера Кольку Снегирева, как яркую индивидуальность, человека, который хочет найти истину и требует от людей искренности. Кинокритики прошлой эпохи писали на страницах «Истории советского кино», что в этом фильме «выразились мысли и чувства художников и педагогов, ощущающих необходимость борьбы против несовместимых с принципами социалистического общества формализма и бюрократизма в школе и пионерской организации… Картина заставляет зрителей-детей многое осознать в жизни в целом» (История советского кино: В 4 т. Т. 4. М.: Искусство, 1978).
Такой сюжет фильма мог появиться только в эпоху оттепели, когда еще страна мечтала об идеальном обществе. Песни Булата Окуджавы как нельзя кстати вписались в эту историю.
Современный слушатель находит в «Веселом барабанщике» совсем иные смыслы. Так всегда происходит с талантливыми произведениями, которые намного переживают своих авторов. Стихотворение заканчивается вопросительным: «Неужели ты не слышишь..?» В песне же звучит горькое: «Как мне жаль, что ты не слышишь, как веселый барабанщик вдоль по улице проносит барабан». Кажется, эти строки направлены внутрь – самому себе. Так в одну песню вместился целый день – с утра и до позднего вечера, одна человеческая жизнь и целая историческая эпоха.
Ирина Глошина